Волонтёром в программе «Старшие Братья Старшие Сёстры» я стал в 2012 году, а в первые месяцы 2013-го после всех тестов и тренингов у меня появился младший — Никита. Надо сказать, что шёл я к этому довольно долго — два или три года. Нет, не потому что собирался с мыслями. Я совершенно чётко осознавал, что накопил достаточный эмоциональный бэкграунд и готов делиться им с детьми, а точнее — с каким-то одним ребёнком. Но большинство некоммерческих организаций, которые работают с сиротами, практикуют массовые выезды волонтёров к группам детей, а мне хотелось найти программу, где организуют индивидуальное общение взрослого и ребёнка, поскольку я понимал, что дети в интернатах гораздо больше нуждаются во внимании и индивидуальном общении, чем в подарках. На поиски подходящей программы ушло некоторое время, и вдруг в конце 2012 года общество сильно всколыхнулось после принятия «закона Димы Яковлева», все волонтёрские программы стали очень активны в Интернете, в том числе и «Старшие братья Старшие сёстры». Прочитав первую страницу на сайте «Старших братьев…», я понял: вот оно! И сразу заполнил заявку на участие в программе.
Первые месяцы дружбы с Никитой были непростыми — мы привыкали друг к другу. Я водил его по музеям, паркам, на интерактивные занятия, много всего рассказывал, а Никита не верил, что я надолго в его жизни, поэтому особо не пытался сближаться и чаще молчал, отвечал односложно. Переломить эту ситуацию помогли каникулы. Когда я впервые провожал его в зимний лагерь, он сказал, что не хочет уезжать, потому что, когда он вернётся, меня уже не будет рядом. Убеждения и заверения в том, что я никуда не денусь, не помогли, и даже то, что после каникул я пришёл, не добавило Никите уверенности в долгосрочности нашей дружбы. Ситуация повторилась летом: уезжая в лагерь, он снова боялся, что наша дружба кончится, но я снова встретил его осенью. И тогда Никита понял, что я в его жизни надолго и всерьёз, и стал доверять мне. Например, я могу позвонить и сказать, что на этих выходных у меня не получится приехать, и он совершенно спокойно спрашивает, приду ли я на следующих.
Сейчас всё хорошо, и я очень рад нашим встречам и общению. Вдохновляет то, что Никита начал больше рассказывать о своей жизни и друзьях, стал более открытым и чутким. Он даже запомнил дату нашей первой встречи, понимая, что это важная дата для нас обоих. Мы назвали эту дату днём рождения нашей пары, и, когда нам исполнилось три года, он всем в группе рассказывал о нашем дне рождения и приглашал на торт.
Ещё одна радость — он учится рассуждать, понимать свои потребности и выбирать то, что ему больше нравится. Для стороннего наблюдателя это кажется неочевидным достижением, но, если знать, как неохотно воспитанники сиротских учреждений включают голову, особенно в ситуации выбора, то всё станет ясно. Тем не менее мне порой приходится прилагать некоторые усилия к тому, чтобы он аргументировал свой выбор. Например, когда я спрашиваю: «Куда мы пойдем: в парк Горького или в кино?» — он какое-то время пытается угадать «правильный ответ», но, когда видит, что со мной этот номер не проходит, начинает объяснять, почему сделал тот или иной выбор.
За три года нашей дружбы я заметил, как Никита повзрослел. Это выражается в том, что он стал верить в себя и свои силы. Раньше просто наотрез отказывался от новой деятельности вроде катания на сноуборде или скейте, а теперь сам бросается в бой. Однажды на детской площадке мы нашли маленький скалодром, и Никита решил залезть на него. Первый раз оказался неудачным — на полпути руки устали, и он попросил спустить его. Залез только с третьей попытки и даже напомнил мне: «Ведь ты мне говорил, что надо пытаться, даже если не получается с первого раза».
Для меня наша дружба — это возможность передавать свои знания, делиться заботой, а для Никиты эти длительные отношения дают чувство постоянства, которого так не хватает. У него часто менялись воспитатели и соседи по комнате, а такие отношения со старшим братом для него — это островок стабильности, на который можно опереться и расти.
